На задворках вечности. Часть II. В шаге от бездны - Галина Раздельная

Старик подробно размышлял о прожитом, о своём народе, его месте в мирах. В своих мыслях Хранитель отожествлял илимов с ещё зелёной, едва пробившейся порослью, такой несущественной для весны, но уже ослепительно насыщенной молодостью и, радующим глаз, цветом. Существование его народа во Вселенных оставалось так незаметно, как горение малюсенькой, тонкой спички. Жизни илимов протекали коротко и невзрачно на фоне седого мироздания, но эти жизни окружала сама бесконечность, и они уже были её частицей.

Думая о многом, неважное теперь казалось Дильмуну важным, бренное и суетливое – губительным. Дни относительного покоя и одиночества, не считая общества полоумного наследника и его наблюдений за галактикой, помогли Хранителю найти утерянный баланс мыслей, выравнять саму душу, сгладить бугры, оставленные переживаниями, тревогами, радостями и бедами прошлых перерождений и этой жизни. Итог был подбит. Всё сошлось, разве что, в некоторых думах Дильмун чувствовал себя обманутым, что жил, не живя – словно только присутствуя, а в некоторых – лжецом, что растрачивал годы попусту. Но всё это становилось несущественным. Последнее, что ещё связывало Хранителя с его предназначением, что удерживало его разум и душу от полного покоя и отрешённости принятой судьбы – Эн-уру-гал.

Состояние наследника улучшалось медленно. Приближение Тёмного Кочевника, той родственной силы, что и так была в парне, усиливало сопротивляемость черноты внутри Эн-уру-гала. Каждая победа над её сгустками приравнивалась к маленькой мучительной смерти. Но, благодаря вниманию и терпению Дильмуна, Эн-уру-гал двигался к выздоровлению. Приступы сократились до одного-двух в день, сознание уверенно возвращалось и держалось порой часами, парень начинал приходить в себя.

Сегодняшний день стал для наследника особенно хорошим. Ему удалось выспаться, удалось поесть и не выблевать всё обратно, удалось самому спуститься на несколько пролётов вниз и уговорить Дильмуна взять его в одну из крепостей. Поначалу старик не соглашался, ссылаясь на измученный вид парня, но, замечая, что в том действительно пробуждается интерес, а в зрачках поселился свет, вытесняя неосмысленность темноты, он пришёл к выводу, что подобные прогулки станут полезными и для Эн-уру-гала.

Приведя наследника в полюбившийся чертог старой крепости и незаметно для парня позволив тому не умереть от скисшего воздуха, Хранитель немного осветил помещения. Сам он не нуждался ни в дыхании, ни в свете, но, теряя силу Тёмного Кочевника, Эн-уру-гал терял и многие приобретённые с ней способности. Пробежит ещё немало дней, прежде чем он сумеет восстановить их уже с помощью своей, а не чужой энергии. Покинутые же чертоги были достойны того, чтобы их видели. И, похоже, прогулка в них действительно положительно сказалась на больном, замедлив приход нового приступа и уняв ненадолго боли в теле и голове. Когда же лихорадка и судороги вновь поглотили парня, Хранитель телепортировал себя и Эн-уру-гала обратно.

Привязав его мыслью и ремнями, он остался подле. Теперь, на последних стадиях излечения Дильмун мало в чём помогал наследнику. Дальше, вплоть до полного выздоровления, с тьмой внутри себя ему придётся бороться практически в одиночку, но Хранитель не покидал его в минуты страшной агонии. На сей раз приступ продлился гораздо меньше – не дольше часа, после чего парень потерял сознание. Залечив его раны, Дильмун задумался, засмотревшись на застывшее, белёсое лицо парня. В его мимике появилось какое-то странное, почти что отцовское чувство, то, что светится в лике родителей, возлагающих надежды и веру на своих чад.

Эн-уру-гал стал ему дорог. Он не был частью или продолжением его самого, но, ещё за десятки жизней до встречи с ним, Дильмун, никогда не имевший своих детей, неосознанно уже любил и искал этого парня. Для чего? Как и зачем? Что толкало его? Тогда Хранитель не мог дать ответ. Да и сейчас не хотел произносить это вслух. Но его встреча с последним наследником Империи не была случайной. Многие события вели к ней, и многие последствия будут заложены после. Именно рассуждения об этом в большинстве своём и помогли Дильмуну найти смирение и принять свою Судьбу, ибо рассуждения были полны надежды.

Страх, давивший душу Хранителя с самого известия о закате его эпохи, его расы, сменился покорностью. Не в его власти было предотвратить гибель Республики, и Дильмун это принял. Все, что ему хотелось – провести остаток тихих дней с Эн-уру-галом и Железным ущельем с его похороненными строениями и историями. Но, к сожалению, ещё один долг отвлекал его от умиротворения – наблюдение за галактикой. Как и в предыдущие дни, так и сегодня Дильмун честно выполнял обещание, данное Илтим-Кали, – блюсти невидимые кордоны и отправлять ей сообщения о каждом новом продвижении противника. Это дело всё больше не нравилось Хранителю. Оно заставляло его вновь ввязываться в бренное, сопереживать, чувствовать обречённость и отчаянье, от которых он практически избавился. Наблюдение возвращало его к действительности, а старику так хотелось доживать свой век в иллюзиях.

Однако, несмотря на недовольство, он старательно уделял несколько часов изучению окраин галактики. Совесть его пыталась договориться с разумом и заставить хоть на день отступить от обязанностей, но Дильмун быстро приструнил внутренние недовольные монологи. Всё ещё оставаясь подле спящего наследника, Хранитель медленно обратился в сплошное чувство, отключая всё ненужное и погружаясь в глубокий транс. Тело старика застыло вытянутой, покачивающейся струной, а разум уже был далеко. Быстрее любых скоростей он оказался в выбранном месте, показывая Хранителю те участки, которые его интересовали.

Всего таких мест было четыре, и все они находились в западной части галактики. Каждое представляло собой сосредоточение войск и каждое, без остановки, пузырилось всплесками взрывов, что порождались попытками войск пробиться через мембрану границы. Успехов это практически не приносило – мембрана молниеносно восстанавливалась, а те жалкие крохи успевающих прорваться в бреши кораблей встречали отосланные туда дежурившие заставы Республики, и единственным, что постепенно делало преграду тоньше и слабее, оставалось приближение чёрной дыры. При таком раскладе Хранитель полагал, что мембрана должна выстоять до самого прихода Тёмного Кочевника, когда естественная энергия галактики уступит превосходящей её во много раз энергии монолитной чёрной дыры. И в этом свете попытки захватчиков прорваться вовнутрь казались для него смехотворными и лишёнными смысла. Так Дильмун полагал и сегодня, привычно охватывая взором каждый участок и не отмечая на нем существенных изменений. Но когда его мысли дотянулись к третьему участку, Хранитель замер. Вслед за его затихшими мыслями далеко за миллионы световых лет от границ галактики замерло и его слегка покачивающееся тело, а в каменной позе прорезалось неподкупное недоверие.

Сперва Дильмун ничего не понял. Участок пестрил ярче остальных и разросся по сравнению с другими в три с лишним раза. Контуры всплесков поменяли оттенок и добавили в палитру неестественно яркие, болезненные даже для внутреннего зрения искры. Однако на этом отличия заканчивались.

Желая рассмотреть лучше, Хранитель беспечно отпустил свой разум дальше, подбираясь ближе к эпицентрам вспышек. Мыслеформы старика беспрепятственно приближались к участку, но предчувствие чего-то неправильного заставило Хранителя остановиться. Ещё не додумав до конца проскользнувшую догадку, он призвал разум обратно. Далёкое отсюда тело старика, как и его сущность, начало мелко трясти, душа сжалась в предчувствии грядущего события, кожа быстро побледнела, стянулась сухостью, вся его энергия уходила сейчас в мысли, но, вопреки его призыву, разум остался неподвижен. Практически сразу Дильмун понял, что его крепко и незаметно для него самого удерживают, но лишь когда что-то огромное вцепилось в него сотнями иллюзорных клинков инородной энергии, Хранитель молча взвыл. Боль отрезвила и придала решительности. Перенаправив силы, Дильмун ринулся из губительного места, медленно разрывая паутину ловушки. Лишь отведя разум на прежнее удаление, он позволил себе осмотреться.

Травма оказалась серьезной – большая часть его внутренней энергии была уничтожена – словно оторвана от него, и не подлежала восстановлению. Второй такой укус стоил бы его примитивной душе бессмертия. Измотанный, враз потускневший Хранитель ослепшим взором пытался различить во вспышках того, кто только что чуть было не убил его. Паника и шок от всесторонней боли не давали ему сосредоточиться, отчего лишь через несколько опасных минут Дильмун не просто увидел этих существ, но и понял, что видит.